Ведь первый слой поэзии такой: ты переживаешь что-то и как-то. Потом читаешь чье-нибудь стихотворение и понимаешь, что поэт именно об этом написал. И чувствуешь, что он попал в твой нерв, в твое настроение.

С Бродским иначе. Ты сначала у него что-то читаешь, и лишь только в этот момент понимаешь, что же ты такое тут давеча переживал. Он тебе тебя объясняет. Ты был без него безъязык. А он дал тебе слова, чтобы понять себя.

И вместо какого-то смутного переживания и комка каких-то вязких эмоций у тебя с четкостью автоматного затвора в мозгу становится его стихотворение. И возникает физически ощущаемое интеллектуальное удовольствие от ясности и четкости понимания себя в этой части.

Вот одно из моих любимых его объяснений мне меня:

Мне говорят, что нужно уезжать. Да-да. Благодарю. Я собираюсь. Да-да. Я понимаю. Провожать Не следует. Да, я не потеряюсь.

Ах, что вы говорите — дальний путь. Какой-нибудь ближайший полустанок. Ах, нет, не беспокойтесь. Как-нибудь. Я вовсе налегке. Без чемоданов.

Да-да. Пора идти. Благодарю. Да-да. Пора. И каждый понимает. Безрадостную зимнюю зарю Над родиной деревья поднимают.

Всё кончено. Не стану возражать. Ладони бы пожать — и до свиданья. Я выздоровел. Нужно уезжать. Да-да. Благодарю за расставанье.

Вези меня по родине, такси. Как будто бы я адрес забываю. В умолкшие поля меня неси. Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.

Как будто бы я адрес позабыл: К окошку запотевшему приникну И над рекой, которую любил, Я расплачу́сь и лодочника крикну.

(Всё кончено. Теперь я не спешу. Езжай назад спокойно, ради Бога. Я в небо погляжу и подышу Холодным ветром бе́рега другого.)

Ну, вот и долгожданный переезд. Кати́ назад, не чувствуя печали. Когда войдёшь на родине в подъезд, Я к бе́регу пологому причалю.